Мы оба не переставали восхищаться тем, что вновь нашли друг друга. Причём, не где-нибудь, а здесь.

— Мы должны были быть вместе, — слегка игриво произнесла Джейн.

— Наверное, должны были, — согласился я.

Мы вышли из магазина и отправились к ней домой. Жила она в одноэтажном доме неподалеку от Мейн-стрит. Я с удивлением обнаружил в нём нашу старую мебель, ту самую, что когда-то стояла у нас в квартире. Очевидно, ей ничего и никому не нужно было доказывать. Она не собиралась делать своё жильё каким-то уникальным, особенным, она просто расставила мебель так, как ей хотелось. Мне было там уютно, и, несмотря на то, что я прекрасно осознавал, что вкусы Джейн были совершенно обычными, мне они пришлись по вкусу.

Как я мог не заметить, что она тоже Невидимка?

Как я этого раньше не понял?

По собственной тупости, полагаю.

Она приготовила ужин — запекла курицу с рисом — как в старые времена. Пока она копошилась на кухне, я валялся на диване и смотрел телевизор. Потом мы вместе ужинали в гостиной, как будто давно были женаты и никогда не расставались. Мы болтали обо всём и ни о чём, словно ничего не изменилось, мы знали привычки друг друга, манеру говорить. Ещё никогда прежде я не был так счастлив.

После ужина я помог ей помыть посуду. Пока она домывала последнюю ложку, я стоял и молча смотрел на неё. Она это заметила и спросила:

— В чём дело?

— А?

— Чего молчишь?

Я посмотрел на неё и нервно облизнул губы.

— Мы будем… — начал я.

— … заниматься любовью? — перебила она меня.

— … трахаться?

Мы рассмеялись.

Она взглянула на меня, её губы казались мне красными и очень чувственными.

— Да, — сказала она. Она коснулась мыльными ладонями моих щёк, привстала на цыпочках и поцеловала.

Той ночью нам не потребовалось никаких предварительных ласк. Мы быстро скинули одежду, уже полностью готовые. Она легла на спину, я завалился на неё сверху, она раздвинула ноги и ввела меня в себя.

Потом я счастливо уснул безо всяких сновидений. Ночью она несколько раз будила меня и мы занимались этим снова и снова.

Утром, разговаривая с Мардж Лэнг, сотрудницей отдела кадров, я сказался больным. Я буквально слышал, как она улыбалась в трубку.

— Мы ждали вашего звонка.

Старший брат присматривает за тобой.

Я попытался сохранить невозмутимость.

— Правда?

— Всё в порядке. Вы уже давно не виделись.

Меня должно было оскорбить столь подробное знание каждого моего шага и поступка, однако почему-то не оскорбило и я тоже улыбнулся в трубку.

— Спасибо, Мардж, — сказал я. — До завтра.

— Пока.

Сквозь занавески на окне гостиной я разглядел ярко-голубое небо Аризоны и понял, что ничто не сможет испортить этот прекрасный день.

Я вернулся в постель, где меня ждала Джейн.

4.

В следующие выходные я переехал к ней.

С собой я забрал только одежду и вещи, которые привёз с собой в Томпсон. Всё прочее осталось в доме в ожидании следующего постояльца.

Разбирая коробки, я нашёл трусики Джейн, которые забрал, когда уезжал из квартиры. Я показал их ей, она повертела их на пальцах.

— Поверить не могу, ты их сохранил, — сказала она. — Зачем они тебе? Нюхал, поди?

— Нет, — ответил я. — Я просто… возил их с собой. На память.

— На память обо мне?

Я кивнул.

— О тебе.

— Погоди минутку. — Она ушла в спальню, какое-то время возилась там, затем вышла с моей футболкой с логотипом «Хосе Куерво», которую я раздобыл, учась в Бреа. В ней я обычно мыл машину.

— Украла, — призналась она. — Хотела сохранить что-нибудь на память о тебе.

— Я даже не заметил, что она пропала.

— И не заметил бы. — Она села рядом и положила голову мне на плечо. — Я постоянно думала о тебе.

Зачем же тогда ушла? — чуть не вырвалось у меня.

Я ничего не сказал, наклонился, приподнял её подбородок и поцеловал.

Я был абсолютно и безгранично счастлив. Из-за того, что мы с Джейн были совершенно обычными людьми, полагаю, миллионы людей по всему миру сейчас испытывали те же самые эмоции. Но для меня эти ощущения были уникальными и ни на что не похожими.

Между нами всё складывалось намного лучше, чем прежде. Стена, некогда разделявшая нас, развалилась. Мы общались совершенно открыто, между нами не было никакого недопонимания, никаких недоразумений, которые преследовали нас раньше.

В постели тоже всё стало намного лучше. Мы занимались сексом утром, вечером, днём в выходные. Старые страхи никуда не делись и, несмотря на то, что я в полной мере наслаждался активной половой жизнью, я порой задумывался, была ли Джейн так же полностью удовлетворена, как и я. Как-то в субботу утром я лежал на диване и читал газету, Джейн подошла ко мне, распахнула мой халат, взяла член в ладонь и поцеловала его. Я отложил газету, посмотрел на неё и сказал то, что давно хотел:

— Тебе нравится размер?

Она взглянула на меня.

— Что, опять?

— Опять.

Она дернула головой, но в этом жесте не было никакого раздражения.

— Идеальный размер, — сказала она. — Как в сказке про Златовласку и трёх медведей. Ну, в одной тарелке каша была слишком горячей, в другой слишком холодной, а в третьей в самый раз. Вот и здесь: некоторые слишком большие, некоторые слишком маленькие, а твой — в самый раз.

Я убрал газету, поднял её и усадил на себя.

В тот раз мы занимались этим на диване.

Иногда я задумывался о других сторонах жизни Джейн, о её друзьях, семье, обо всём том, что ей пришлось оставить при переезде в Томпсон.

Как-то раз я её спросил:

— Как мама?

Она неопределенно пожала плечами.

— А папа как?

— Не знаю.

Меня это удивило.

— Ты не поддерживаешь с ними связь?

Она помотала головой и посмотрела куда-то в сторону. Она несколько раз быстро моргнула, протерла глаза и я заметил, что она плакала.

— Они меня не замечают. Вообще игнорируют. Я для них невидима.

— Но вы ведь были так близки.

— Вот именно, что были. Сейчас-то они меня уже и не вспомнят.

Она заревела. Я положил руки ей на плечи и крепко обнял.

— Конечно, помнят, — сказал я, но сам себе не очень-то верил. Мне хотелось узнать, что случилось, почему они разошлись, но понимал, что сейчас не время для расспросов и поэтому молча стоял и держал её в своих объятиях.

5.

Дни перетекали в недели, недели в месяцы. Весна сменилась летом, за ним пришла осень. Прошёл год. Каждый новый день был неотличим от предыдущего, но, несмотря на рутину и обыденность, я не переживал. По правде сказать, мне даже нравилось. Мы работали, играли, ходили по магазинам, заводили друзей, занимались сексом. Одним словом, жили. Я поднялся по служебной лестнице в полном соответствии с «принципом Питера», а Джейн стала руководителем в детском саду. Вечерами мы сидели дома и смотрели телевизор. Программы постоянно сдвигались по эфирной сетке, либо вообще отменялись, но я не переживал, ведь их место занимали другие, не менее интересные.

Шло время.

Я жил вполне неплохо. Скучно, однообразно, но я был доволен.

В этом и заключалось самое странное свойство Томпсона. Странное и пугающее. Умом я понимал, насколько убого всё выглядело, насколько безуспешными были все попытки проявить оригинальность. Переодевание в безумные одежды, агрессивное и вызывающее поведение, стремление быть кем-то другим — всё это оказалось поглощено серостью. Я видел нити, тянущиеся из-за кулис. Видел человека за этими кулисами. Но мне здесь нравилось. Город был идеален. Я никогда прежде не был настолько счастлив.

Это был мой город.

Поражал диапазон профессий. Здесь жили не только офисные работники — их, впрочем, было большинство — но и учёные, мусорщики, юристы, сантехники, стоматологи и плотники. Люди, которые были не в состоянии как-то выделиться своими навыками или не имели возможности проявить себя в деле. Многие из них были весьма одарёнными, настоящими профессионалами своего дела.