Он посмотрел на меня и улыбнулся, будто прочитал мои мысли. Он извлёк ключ и карточку безопасности, вставил их в электронный разъём, замок щёлкнул и Фелипе толкнул дверь.

— Идём, — сказал он.

Мы проследовали внутрь. Он остановился и запер дверь изнутри, затем мы все вместе прошли через тёмный коридор к лифту. Фелипе нажал кнопку «Вверх» и металлические створки разъехались в стороны. После тёмного коридора свет кабины лифта казался ослепительно ярким.

— Второй этаж, — объявил Фелипе и нажал ещё одну кнопку.

На втором этаже оказалось ещё темнее, чем на первом, однако Фелипе уверенно прошёл вперед, щёлкнул выключателем и под потолком загорелись люминесцентные лампы, осветившие большой зал, разделенный на две секции.

— Сюда, — сказал он.

Фелипе провёл нас за стойку, мимо рабочих столов, прямо к запертой деревянной двери в дальнем конце зала. Он открыл дверь и включил свет.

Я ощутил внезапный приступ дежа вю. Мы находились в конференц-зале. Там стоял длинный стол, во главе которого на металлической тележке покоился телевизор и видеомагнитофон. Обстановка была точно такой же, как в «Автоматическом интерфейсе».

— Похоже на конференц-зал на моей предыдущей работе, — заметил Дон.

— Похоже на тренировочный зал в Уорде, — это уже Томми.

— И на переговорную в здании округа, — а это уже Билл.

Фелипе поднял руки.

— Я знаю, — сказал он. Он выдержал паузу, осмотрел помещение и нас. — Мы — Невидимки. — Он взглянул на стол. Затем его взгляд переместился на Джуниора и хоть Фелипе не сказал ни слова, он тепло улыбнулся ему, приветствуя нового члена группы. Затем он продолжил: — Мы — единственные в своём роде. Наши жизни шли параллельным путём. И тому были свои причины. Не случайно наш жизненный опыт повторяет друг друга, и встретились мы тоже не случайно. Так было задумано. Мы были избраны для особой цели и для достижения её нам был предоставлен особый дар.

Многие из вас не понимали, что это дар. Многие считали это проклятием. Но вы уже видели, на что мы способны все вместе. Вы в полной мере ощутили дарованные нам возможности. — Он вновь выдержал паузу. — Мы — не единственные Невидимки. Есть и другие, о ком мы не знаем и, возможно, никогда не узнаем. Они живут тихой жизнью, всё глубже погрязая в отчаянии, и мы должны сражаться ради них, как ради себя самих. У нас должна быть возможность, шанс, платформа для заявления прав меньшинства, о котором весь мир даже не подозревает! Мы здесь не просто так! Мы здесь, потому что так предназначено. Мы — Ужас Простых Людей!

И снова меня охватило воодушевление. Мне, как и остальным, хотелось рукоплескать. Да, думал я. Да!

— Но, что же это значит — Ужас Простых Людей? Это значит, что мы должны сражаться от имени всех забытых и брошенных, неизвестных и недооценённых. Мы станем голосом тех, у кого этого голоса никогда не было. Мы научим узнавать тех, кого прежде не узнавали. Всю жизнь нас игнорировали, но больше этому не бывать! Мы заставим этот мир внимать нам и будем кричать в лицо каждому: Мы здесь! Мы здесь! Мы здесь!

Стив выбросил вверх сжатый кулак.

— Да!

Мне захотелось повторить его жест.

Фелипе улыбнулся.

— Как же мы будем претворять наш план в жизнь? Как мы обратим на себя внимание общественности, которая прежде в упор нас не замечала? С помощью насилия. Созидательного насилия. Мы будем брать заложников, взрывать здания, будем делать всё, что должны по всей Средней Америке. Игры кончились, ребятки. Мы вышли в высшую лигу. Пришло время поработать.

Из-под полы дорогого пиджака Фелипе извлёк молоток. Он спокойно развернулся и разбил им экран телевизора. Послышался громкий хлопок и экран разлетелся на тысячи осколков, сопровождаемых веером искр.

Этим же молотком он раскрошил видеомагнитофон.

— Это попадёт в «Новости Оранж-Сити», — сказал он. — Появится короткий репортаж о том, что группа неизвестных лиц разбила в мэрии оборудование. И всё. — Он спихнул телевизор на пол. — Все наши предыдущие акции были любительскими и хаотичными. Мы не получили должного внимания, потому что выбирали цели неразумно и не заявили о себе. — Он снова сунул руку под пиджак. — Я тут сделал карточки. Профессионально отпечатанные визитки с названием нашей организации. Их мы будем оставлять после акций, дабы все узнали, кто мы такие.

Он раздал карточки. На них красными буквами было написано:

«ЭТО СДЕЛАЛИ НЕВИДИМКИ. УЖАС ПРОСТЫХ ЛЮДЕЙ».

— Да! — закричал Стив. — Да!

— Чем больше ущерба мы нанесём, тем больше о нас будут говорить и писать. — Он прошёл к столу. — Идём.

Мы последовали за ним в рабочие помещения. Он склонился над одним из мониторов на столе.

— Они про меня забыли, — сказал Фелипе. — Забыли отменить мой пароль. Ошибочка вышла.

Он вывел на экран окно безопасности, ввёл идентификационный номер и пароль. На экране появился список владельцев собственности. В одном столбце были записаны имена, в другом адреса собственности и её стоимость.

Фелипе нажал несколько клавиш и стёр все записи.

— Всё — объявил он. — Теперь нас представят, как группу хакеров, которые удалили важные правительственные записи. О нас, наверное, напишут в «Вестнике». Или даже в «Таймс» от округа Оранж.

Он выпрямился и свалил монитор на пол, разбив его. Он пнул экран, затем расчистил стол, разбрасывая вокруг всю стоявшую на нём канцелярию.

— Мы можем делать всё, что пожелаем, и никто нас не поймает! — Он вскочил на стол и вскинул вверх молоток. — Разнесём тут всё к хуям!

Подобно крысам Уилларда [12] мы принялись исполнять его приказ. Я обхватил одну из перегородок и обрушил её на монитор. Я распахнул шкафчик с документами и принялся выбрасывать наружу его содержимое. Мне было хорошо, мы выплескивали всю свою ярость на мебель мэрии Оранж-Сити.

Мы разнесли весь этаж.

Фелипе оглядел дело наших рук и широко улыбнулся.

— Это не останется незамеченным, — заявил он. — Об этом будут говорить. Будут расследовать. Отличное начало.

Прежде чем уйти и запереть дверь, он швырнул на пол ключ и карту.

— Теперь пути назад нет.

3.

Я был похож на внезапно разбогатевшего подростка или на простого человека, вдруг ставшего диктатором. Я упивался своими новыми возможностями, жадно питался обретенными силами.

Наверное, мы все испытывали нечто подобное, но никто никогда не говорил об этом. Эти чувства были ещё слишком новыми, слишком сильными и чистыми для нас и мне кажется, никто просто не желал их разбавлять, делясь с остальными. Что касается меня, я пребывал в непрекращающемся восторге, я был счастлив, практически опьянён. Я чувствовал себя неуязвимым. Как и предсказывал Фелипе, погром в мэрии Оранж-Сити попал не только в местную газету, но и в «Таймс» и в «Вестник». Несмотря на то, что мы оставили свои отпечатки буквально повсюду: от двери чёрного хода, до разгромленных рабочих столов, несмотря даже на то, что Фелипе бросил ключ и личную карточку около лифта, несмотря на то, что мы разбросали по всему зданию свои визитки, во всех статьях указывалось на то, что у полиции нет никаких подозреваемых.

Нас снова проигнорировали.

Наверное, я должен был сожалеть об этом. Я воспитывался на уважении к чужой собственности и до недавнего времени даже помыслить не мог, чтобы разрушить что-то, что мне не принадлежало. Однако Фелипе оказался прав. Нарушение закона может быть оправдано, если оно ведет к искоренению ещё большего зла. Об этом знал Генри Торо [13] . И Мартин Лютер Кинг знал. И Малколм Икс. Гражданское неповиновение всегда оставалось частью американской традиции, и мы являлись единственными на сегодняшний день бойцами с лицемерием и несправедливостью.

Мне хотелось разнести что-нибудь ещё.

Что угодно. Не важно, что.

Мне хотелось ломать и крушить.

На следующий день мы снова собрались в моей квартире. Мы только и говорили, что о произошедшем, каждый вспоминал свой вклад в общее дело. Мало кто выглядел настолько воодушевленным, как Джуниор — наш новоявленный террорист. Он смеялся словно подросток, очевидно, произошедшее вчера стало для него самым важным событием всей жизни.